:::::: ЧОУ ДПО «Центр предпринимательских рисков» :::::

Правовое регулирование отношений в сфере высоких информационных технологий

Нынешний этап развития человечества характеризуется бурным внедрением высоких информационных технологий во все сферы общественной жизни.

Широкое применение компьютерной техники, информационных и телекоммуникационных достижений позволяют производственным, экономическим отношениям, а также процессу создания и распределения нематериальных благ принять качественно новые формы своего существования.

При этом темпы формирования нового информационного общества и скорость внедрения последних технических достижений в повседневный оборот существенно опережают темпы развития как собственно механизма правового регулирования информационных отношений, так и его организационных структур [1, 2].

Весьма часто местом реализации событий для очень многих видов деятельности становится не чья-либо суверенная территория, а виртуальное пространство типа Интернет.

Разумеется, это обеспечивает известное превосходство электронных форм взаимодействия вообще и электронной коммерции в частности [2]. С другой стороны, юристами неоднократно отмечалось, что невозможность применения классического принципа домицилия, предполагающего наличие определенной, физически осязаемой связи субъекта правоотношений с некоторой территорией (местожительства, регистрации, местонахождения) по отношению к информационной среде Интернет, порождает серьезные правовые проблемы [3]. Даже при поверхностном рассмотрении вопроса, касающегося определения границ юрисдикции государства в отношении того или иного сегмента адресного пространства Сети, можно заметить, что юридические стереотипы и традиционно сложившиеся подходы в их чистом виде неприменимы к возникающим в Интернете «виртуальным» отношениям [3].

Такого рода пробелы в законодательстве, например, для участников электронной торговли и электронной банковской деятельности оборачиваются отсутствием необходимого уровня безопасности проводимых сделок, а для государства – соответствующими пробелами в налогообложении [4]. Пробелы в законодательстве создают еще более серьезные проблемы для применения Уголовного кодекса, отсылочные диспозиции статей которого оставляют их неработающими до соответствующего урегулирования законодательной базы [1].

В настоящем исследовании как собственно законодательство, так и его пробелы следует трактовать предельно широко. Так, под законодательством будем понимать совокупность всех нормативных актов, изданных компетентными правоустанавливающими органами. Под пробелами в законодательстве понимается отсутствие такой нормы позитивного права, которая по смыслу действующего права и характеру регулируемых им общественных отношений необходима для регулирования данного конкретного фактического обстоятельства (фактических отношений), находящегося в сфере сложившейся правовой регуляции [4]. В работе [4] приводится мнение академика РАН, профессора В. С. Нерсесянца о том, что «пробелы в праве могут быть либо следствием неизбежного отставания законодательства от более динамично развивающихся общественных отношений, либо результатом ошибок и упущений самого законодателя». Такой анализ причин возникновения правовых пробелов в той же книге [4] дополнен мыслью профессора А. С. Комарова: «пробелы в праве представляют собой дефекты в изложении государственной воли и ее оформлении».

Среди специалистов как-то само собой сложилось представление, что на данный момент чуть ли не единственным местом существования общественно значимых, но неурегулированных в правовом плане отношений является Интернет. Разумеется, проблема Всемирной компьютерной сети является наиболее важным направлением, в котором движется теоретико-правовая мысль.

В какой-то мере сформировались даже основы комплексного института интернет-права, который связан и взаимодействует не только с молодой отраслью информационного права [5], но и с международным частным правом, международным публичным правом, гражданским, уголовным и другими отраслями права, одновременно являясь новым направлением современной теории права и юридических наук [2].

Вместе с тем, утверждение, гласящее, что только в Сети наблюдаются новые, ранее неизвестные праву субъекты, объекты и методы правового воздействия, не совсем корректно отражает реальное положение дел. Более того, можно привести ряд примеров, отличных от Интернета, когда наличие нормативно-правового и научно-юридического вакуума приводит к серьезным проблемам, ставящим под угрозу безопасность общества и государства.

К числу наиболее критичных областей, настоятельно требующих правового регулирования, можно отнести, например, повсеместное внедрение микрочипов различного назначения. Их предельно малые размеры (в сравнении с человеческим телом и обыденными предметами) и, вместе с тем, огромные информационные возможности создают реальную предпосылку для использования их в противоправных целях.

Например, известна инициатива английской фирмы Benetton, решившей для облегчения торгового учета внедрять идентификационный радиочип в каждый из продаваемых предметов одежды [6]. Такой радиочип способен предоставлять по запросу сканеру хранящуюся в нем информацию на расстоянии нескольких метров. Известно также, что в настоящее время фирма была вынуждена временно отказаться от своих намерений под угрозой бойкота со стороны покупателей. Дело дошло до стихийных митингов и скандала в прессе, причиной которых была именно обсуждавшаяся теоретическая возможность слежки за обладателями радиочипов. При этом подчеркивалось, что из-за миниатюрности устройства обнаружение и уничтожение чипа представляет собой непростую задачу. Вместе с тем, Советом Европы принято решение к 2005 году снабдить подобными микрочипами все банкноты Евросоюза [6]. Известно также о начале применения в Великобритании и США чипов, вживляемых в организм человека [7]. Легальным назначением таких устройств является измерение сахара в крови, однако нетрудно себе представить сценарии противозаконного использования подобных чипов с недекларированными возможностями.

Таким образом, учитывая, что Интернет является далеко не единственным (а в некоторых случаях – и не наиболее критичным) белым пятном современного законодательства, в настоящей статье в отношении соответствующих областей человеческой деятельности, подлежащих правовому регулированию, будем использовать термин «сфера высоких информационных технологий». Заметим также, что в проекте Федерального закона «Об использовании глобальных общедоступных информационно-телекоммуникационных сетей», представляющего собой некоторую подвижку в плане государственного регулирования, сферой этого правового воздействия видится не только Интернет. В статье 1 указанного проекта определено, что «закон направлен на создание правовых основ использования глобальных общедоступных информационно-телекоммуникационных сетей» (интерсетей) [8]. Далее, в статье 2 дано следующее определение: «интерсеть-совокупность автоматизированных информационных систем, связанных единой трансграничной телекоммуникационной сетью (Интернет, BBS и другие общедоступные сети)» [8].

Рассмотрим принципиально возможные направления разрешения системных законодательных проблем в регулировании отношений в сфере высоких информационных технологий. При этом распространим на эту обобщенную область общественных отношений ту типологию из четырех вариантов устранения пробелов позитивного права, которая в работе [9] предусмотрена по отношению к компьютерной сети Интернет, а также добавим к ней еще одно направление.

Итак, обсудим особенности и наиболее предпочтительные сферы применения следующих пяти путей ликвидации законодательных пробелов применительно к высоким информационным технологиям (или просто высоким технологиям), включающим, разумеется, Интернет и другие интерсети [8].

1. «Отказ от законодательного регулирования с упованием на саморегулирование. Очевидно, фактически этот путь уже невозможен, так как действующие нормативные акты, хотя бы и по аналогии, все же распространяются на «сетевые» отношения [9] и другие отношения в сфере высоких технологий.

2.Применение действующего законодательства. При таком расширении сферы применения известных законов реализуется важнейший принцип аналогии права и закона, однако однозначное толкование существующих правовых норм всеми субъектами правоотношений, как будет показано далее, сопряжено со значительными сложностями преодоления правовой инерции.

3. «Особое (специальное) правовое регулирование рассматриваемых отношений. Такой путь вряд ли продуктивен, так как связан с необходимостью дублирования значительного числа норм действующего законодательства» [9]. При этом такое дублирование, даже если оно было реализовано, потребовало бы «размножения» законодательных актов не только по областям применения (охрана интеллектуальной собственности, реклама, налогообложение, конфиденциальная информация и т. д.), но и по сферам высоких технологий (интерсети, общедоступные базы данных, внедряемые в продукцию микрочипы и т. д.).

4.Модификация действующего законодательства и принятие новых (адаптированных) нормативных актов с учетом специфики тех общественных отношений, которые преимущественно используют достижения в сфере высоких технологий.

5. Принятие «рамочного» нормативного акта (закона), закрепляющего основы правового регулирования рассматриваемых отношений [9].

Остановимся на каждом из указанных путей и обсудим различные аспекты, связанные с их претворением в жизнь.

Саморегулирование как отказ от законодательного регулирования

Саморегулирование (в том числе и по поводу действий юридического характера) участников высокотехнологичных отношений осуществляется на основе неструктурированного массива нормативных и иных правил. По своей правовой природе данные документы аналогичны локальным актам общественных организаций и носят рекомендательный характер. Даже в тех случаях, когда соответствующие административные органы пытаются придать им выразительность обязательных для выполнения актов (под угрозой, например, отключения от сети связи), такие документы все равно не порождают правовых последствий в строгом понимании этого понятия. В России примером организаций, осуществляющих наиболее заметные инициативы в сфере саморегулирования, могут служить Ассоциация документальной электросвязи (АДС), Региональный общественный центр интернет-технологий (РОЦИТ), Открытый форум интернет-сервис-провайдеров (ОФИСП) и др. [10].

Например, ОФИСП разработал документ под названием «Нормы пользования сетью», в котором уделяется особое внимание «информационному шуму» (спаму), запрету несанкционированного доступа и сетевых атак, соблюдению правил, установленных владельцами ресурсов, недопустимости фальсификации идентифицирующих пользователя сведений [10].

Значение работы таких организаций, саморегулирующих высокотехнологичные сферы человеческой деятельности, безусловно, велико, причем не только в силу оперативного разрешения ими спорных вопросов (пускай даже и не оформляемого законодательно). Ценность документов, исходящих из этих, так сказать, «центров» саморегуляции, состоит в том, что они нормативно закрепляют стихийно складывающиеся правила поведения, «сетевого» этикета и деловых обычаев. При этом является принципиально важным, что действующее «официальное» законодательство не оставляет без внимания такие выработанные рекомендации и устоявшиеся нормы.

Так, в статье 4 Закона РФ от 22.03.91 № 948-1 «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках» прямо указывается, что к запрещаемой недобросовестной конкуренции относятся любые действия, «которые противоречат... обычаям делового оборота, требованиям добропорядочности, разумности и справедливости».

В какой-то степени можно утверждать, что саморегулирование является наиболее естественным способом управления в современных распределенных человеко-машинных системах с открытой архитектурой. В определенной мере такая юридическая самоорганизация поддерживается техническим компонентом – тем же свободно распространяемым программным обеспечением для ПЭВМ и сотовых телефонов, а также программными средствами для защиты в Сети [12].

Другое дело, что содержащиеся в документах общественных организаций нормы морали и этические стандарты выступают лишь в роли средства самодисциплины и могут быть использованы, например, арбитражными судами лишь в качестве справочного материала [2]. По своей природе обычаи призваны дополнять, развивать и «оживлять» [2] тот или иной закон, а не отменять существующие законодательные акты.

Вместе с тем, представляется, что государство не вправе уходить от законодательного регулирования с «упованием на саморегулирование» [9] в тех ситуациях, когда, например, существует угроза для здоровья и жизни граждан либо их конституционных свобод.

Можно привести следующий пример. Учеными Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии Российской академии наук (ИВНД и НФ РАН) изучалось воздействие электромагнитного излучения сотовых телефонов на нервную систему человека. Оказалось, что всего за 15 минут разговора мобильный телефон способен серьезно активизировать некоторые процессы в мозге, и пока неясно, насколько эта периодически повторяемая в течение дня активизация является безвредной [13]. В любом случае ясно одно: управлять финансированием таких исследований и в случае необходимости введением жестких санитарных норм должно именно государство, поскольку настойчивости в этом вопросе от фирм-производителей сотовых трубок ожидать по понятным причинам трудно.

Использование действующих законов «по аналогии»

Как уже отмечалось выше, такой путь законодательного регулирования в принципе возможен, однако он требует преодоления весьма живучих правовых стереотипов.

В Российской Федерации судебная практика обычно не рассматривается как источник права, хотя постановления пленумов Верховного Суда РФ и Высшего арбитражного суда РФ обязательны для соответствующих судов. В свете вхождения России в мировое информационное сообщество некоторыми исследователями [2] ставится вопрос о частичном признании судебных прецедентов в качестве источника права. Не вдаваясь в теоретические аспекты такой возможности, тем не менее рассмотрим особенности применения существующих законов «по аналогии» применительно к проблеме доменных имен в сети Интернет.

Речь идет о проблеме так называемого захвата доменных имен (адресов сайтов) в сети Интернет, при котором нарушаются права законного владельца того товарного знака, которое сходно с именем домена. Российской судебной практике уже известны подобные дела, касающиеся доменных имен mosfilm.ru; kamaz.ru; nivea.ru. Наибольшую огласку и масштаб скандала приобрело дело kodak.ru, в котором истцом выступила корпорация «Кодак» (законный владелец товарного знака), а ответчиком – предприниматель без организации юридического лица Г., являющийся владельцем домена второго уровня kodak.ru. Практически двухлетняя судебная тяжба разрешилась в пользу истца – корпорации «Кодак», однако для этого понадобилась отмена двух решений арбитражных инстанций и отдельное постановление Президиума Высшего арбитражного суда (ВАС) РФ [22]. Несмотря на то, что в действующем законодательстве РФ однозначно не определено правовое положение доменов и доменных имен, Президиум ВАС РФ не счел это препятствием для использования законодательства о товарных знаках и в своем постановлении особо подчеркнул, что «доменные имена фактически трансформировались в средство, выполняющее функцию товарного знака» [22].

Таким образом, при вынесении справедливого решения правоприменяющим органом был реализован на практике принцип использования «по аналогии» действующего законодательства.

Особое (специальное) правовое регулирование отношений в сфере высоких информационных технологий

Выше уже отмечалось, что применение исключительно данного пути не представляется продуктивным ввиду необходимости дублирования значительного числа норм действующего законодательства. При безудержном использовании такого принципа потребовалось бы, например, иметь как «традиционное» законодательство по охране интеллектуальной собственности, так и аналогичное законодательство применительно к интерсетям, а вскоре – и применительно к персональной мобильной связи.

Вместе с тем, в тех случаях, когда регулируемая сфера представляет собой качественно новый феномен, кардинально отличающийся от ранее урегулированных в законодательном плане областей, применение специального правового регулирования представляется естественным и разумным. Примером этому может служить принятый Федеральный закон «Об электронной цифровой подписи», а также проекты законов «Об электронной торговле», «Об электронных сделках» и «О представлении электронных финансовых услуг».

Иными словами, особое правовое регулирование оправдано тогда, когда законодатель вынужден оперировать с принципиально новыми, неизвестными ранее праву сущностями и явлениями.

К числу новых объектов со специфическим набором свойств, неизвестным до этого времени правовой науке, исследователи относят различные реалии информационной среды, такие как «сайт», «провайдер» [2] и т. д.

Центральное место среди новых понятий принадлежит, безусловно, категории информации. Информация в качестве объекта права не соответствует основным признакам вещи [1]. Она является самостоятельным объектом права (статья 128 Гражданского кодекса (ГК)) и не входит в перечень вещей, данный законодателем (статья 130 ГК). Именно поэтому в настоящее время происходит развитие новой отрасли юридической науки – информационного права [5], которое естественным образом продуцирует и выработку особых законов для регулирования информационных отношений. Высказывается даже опережающая мысль о проведении систематизации и кодификации информационного законодательства и формировании Информационного кодекса Российской Федерации [2].

При этом, однако, соответствующие «новые» законы о специфических объектах будут работать как минимум неэффективно без наличия четких ориентиров, воззрений, ясного представления об общественных и государственных интересах, а также основных направлениях государственной политики в этой сфере как у государства в лице его правотворческих органов, так и у большинства юристов и специалистов-практиков [4].

Именно отсутствие внятной государственной политики РФ в отношении Интернета, а также концепции реформирования российского законодательства в области высоких информационных технологий некоторые юристы [14] видят в числе причин малой практической отдачи закона «Об электронной цифровой подписи».

Адаптация развивающегося законодательства к новым реалиям

Данный путь, в принципе, понятен, но его реализация в чистом виде приведет к «разбросанности соответствующих норм законодательства по различным нормативным актам» [9]. Возможно, что мысль об Информационном кодексе РФ (как вершине специального правового регулирования) и является преждевременной в настоящий момент, однако очевидно и то, что только адаптация законодательства к новым условиям также не может считаться разумным выбором. Такой путь привел бы к тому, что все наиболее значимые законы пришлось пересматривать и дополнять раз в полгода-год. Понятно, что по своим негативным последствиям столь нестабильное законодательство было бы адекватно своей противоположности – законодательству косному и застывшему. Разумный выбор, как всегда, является результатом компромисса.

В тех случаях, когда этого настоятельно требует объективное положение в сфере высоких технологий, накопившиеся поправки к соответствующему закону должны быть превращены в его новую версию. Наиболее часто это должно происходить в виде изменения рамок законодательного регулирования, для того чтобы сделать абсолютно ясной возможность применения некоторых законов. Например, четкое и недвусмысленное упоминание среды интерсетей в сфере действия Закона РФ «О рекламе» позволило бы однозначно давать правовую оценку размещаемой в Интернете информации об алкоголе и табачной продукции.

Такая же четкая регламентация статуса доменных имен (товарный знак или особое средство индивидуализации) независимо от выбранного варианта внесла бы определенность по многим проблемным вопросам, которые были подробно рассмотрены ранее.

В настоящее время наиболее явно настоятельная необходимость модификации нормативных актов ощущается применительно к законодательству о связи. Воздействие феномена технологической конвергенции привело к тому, что сети связи (интерсети) не посвящены больше отдельным услугам, а позволяют распространять любые виды информации и услуг (аудиовизуальные программы, голосовую телефонию, интерактивные коммуникации, модемные передачи и др.). При этом традиционное различие между регулированием сетей и услуг аудиовизуального распространения, с одной стороны, и регулированием услуг и сетей телекоммуникаций – с другой, теряет свою актуальность [2].

Специалисты видят в качестве нового этапа эволюции российского телекоммуникационного законодательства [15] проект Федерального закона «О внесении изменений и дополнений в ФЗ «О связи», внесенный Правительством РФ на рассмотрение в Государственную думу в июле 2002 года. Практически он представляет собой именно новую редакцию закона «О связи», что является примером практического воплощения «модернизационного» варианта законодательного регулирования. Следует обратить внимание на наиболее значимые аспекты нового закона [15]:

в новой редакции закона учитывается действующее антимонопольное законодательство и законодательство о регулировании естественных монополий;
законодательно закрепляется институт оказания универсальных телекоммуникационных услуг;
рассматривается лицензирование – одна из наиболее острых проблем отрасли;
введены законодательные нормы, регламентирующие использование радиочастотного спектра;
предложено законодательное решение еще одной непростой для российских телекоммуникаций проблемы – присоединения новых сетей электросвязи к сети связи общего пользования.

При этом в основу законодательного регулирования отношений по поводу присоединения и пропуска трафика положен антимонопольный подход [15]. Всем операторам связи предоставляется право на присоединение своих сетей к сети общего пользования на основе договора между операторами связи. Для операторов, занимающих существенное положение в сетях связи общего пользования (на которых приходится более 25 % услуг), договор о присоединении регламентируется как публичный договор в соответствии со статьей 426 ГК РФ, отказ от заключения которого не допускается [15].

Принятие «рамочного» закона, определяющего основы и направления правового регулирования отношений в рассматриваемой сфере

Такого рода закон представляет собой оформление общественных и государственных интересов и ориентиров, а также является законодательным закреплением основных (и что самое важное – перспективных) направлений регулирования соответствующих сфер высокотехнологичной деятельности. Такой законодательный акт несет не только философскую нагрузку, он выполняет вполне прагматическую функцию юридико-технического плана.

Покажем на одном их частных примеров, как отсутствие концептуальных установок (которые внешне могли бы быть оформлены всего лишь как небольшая статья в некотором «рамочном» законе) приводит к вполне осязаемым негативным последствиям не только теоретико-правового, но и практического аспектов.

Речь идет о необходимости придания должного статуса свойству своевременности информации, тесно связанному с ценностью информации. При этом следует обратить внимание на следующие аспекты информационной сферы, которые совершенно по-иному выглядят в трактовке вещного права. Если вещь стареет или уценивается постепенно или имеет строго определенный срок годности, то информация может потерять свою ценность одномоментно, независимо от воли ее владельца [1]. Далее, утратившую ценность информацию уже нельзя заменить, тогда как вещи в своем большинстве вполне заменимы. Информация же незаменима и невосполнима, поэтому ее стоимостная оценка (ценность информации для каждого пользователя) определяется, в том числе, своевременностью ее получения потребителем. Пока эта, казалось бы, естественная мысль не находит должного закрепления в законодательных актах, а ведь временной фактор информации может играть мажорирущую роль в таких приложениях, как коммерция, банкинг, биржа.

В электронных формах указанных видов деятельности, где решение может приниматься почти мгновенно с получением информации, скорость доставки последней напрямую определяет получаемую прибыль или, наоборот, ущерб.

Разумеется, лет пятнадцать тому назад, когда технологически коммуникации были представлены исключительно сетями с коммутацией каналов, скорость передачи информации после предоставления канала связи потребителю определялась им самим. Поясним: в наиболее распространенных случаях это была та скорость, с которой, скажем, руководитель отдавал указания подчиненным в трубку телефона, после того как междугородная АТС выделяла (коммутировала) ему канал от его кабинета до телефона сотрудника, находящегося в командировке.

По сути, скорость передачи информации во всех случаях определялась скоростью распространения сигнала по физическим линиям связи (радио- и проводным каналам).

В настоящее же время, по мере вытеснения сетей с коммутацией каналов сетями с коммутацией пакетов, собственно отправка сообщения по интерсети отнюдь не означает мгновенного получения этой информации потребителем. Например, SMS-сообщение на мобильный телефон абонента может прийти неискаженным, но через любое произвольное время. Законодательно закрепленная концептуальная важность своевременности как важнейшего свойства информации позволила бы не только четче определить предмет ответственности оператора связи, но и привела бы к устранению упущений в перечне возможных угроз информационной безопасности [16].

Нужно на уровне высокого законодательного акта придать философское содержание тем шагам, которые делаются в этом направлении на уровне отраслевых стандартов связи.

В первую очередь, следует иметь в виду новые рекомендации Международного союза электросвязи (МСЭ), касающиеся протокола интерсетей IP. Для рекомендаций по IP-протоколу выделена новая серия Y.1000 – Y.1899.

В частности, рекомендация Y.1540 («Служба передачи данных с протоколом IP. Параметры качества переноса IP-пакетов и надежности») определяет набор из семи параметров, определяющих качество переноса IP-пакетов и надежности IP-службы [17]. Показательно, что из этих семи параметров первые два (время переноса IP-пакета (IPDV) и вариация времени переноса IP-пакета (IPTD)) связаны именно с фактором времени.

В рекомендации Y.1541 («Нормы на сетевые рабочие характеристики для служб на основе протокола IP») установлено шесть классов качества обслуживания (QoS): от лучшего класса QoS0 до худшего («ненормированного») класса QoS5, для которого нормы не устанавливаются [17]. Для пяти классов QoS0 – QoS4 предложены нормы следующих параметров сетевых рабочих характеристик: время переноса IP-пакета, вариация времени переноса IP-пакета, коэффициент потери IP-пакета; коэффициент ошибок IP-пакета [17]. Как видно, в наборе из четырех показателей для определения интегрального класса QoS два показателя опять-таки связаны с фактором своевременности.

В плане практической реализации мультисервисных сетей связи (текст, голос, графика, данные, видео) известен проект МУЛЬТИТЕЛ [18].

В качестве одного из свойств сети МУЛЬТИТЕЛ рассматривается гарантированность доставки, которая состоит в том, что «при соблюдении отправителем определенных правил (достоверность адреса получателя) сообщение обязательно доставляется до адресата в контрольные сроки, установленные Правилами предоставления услуг документальной электросвязи» [18].

Разумеется, цель «рамочного» закона отнюдь не сводится к «освящению» отраслевых нормативных актов, хотя он и должен являться комплексным, то есть содержать нормы различных отраслей права. Смысл этого нормативного акта самого общего характера, как уже было сказано, заключается в закреплении государственных ориентиров и общественных интересов в той или иной сфере.

Рассмотрим историю, произошедшую в США, поскольку обсуждаемая проблема, безусловно, касается любой страны. Как стало известно, в Пентагоне был разработан проект создания так называемого онлайнового тотализатора, на котором размещались бы «фьючерсные контракты» на возможность терактов, убийств лидеров и возникновения крупных вооруженных конфликтов в регионе Ближнего Востока [19]. В самый последний момент проект был остановлен, хотя к торгам было запланировано приступить с конца 2003 года, а в 2004 году Белый дом запланировал на проект выделение 8 млн долл. [19].

В основу указанного проекта положен обычный биржевой механизм: биржевые игроки должны были делать ставки на вероятность убийства лидеров стран Ближнего Востока, покупая при этом через Интернет соответствующий фьючерсный контракт. «Исследования показали, что рынок исключительно эффективен, – говорится в специальном заявлении министра обороны США на эту тему. – Фьючерсные контракты доказали свою способность отлично предугадывать итоги выборов, цену на нефть или продажу билетов на тот или иной кинофильм» [19].

С помощью «Тотализатора террора» Министерство обороны США намеревалось получать бесплатную информацию о том, какие события могут произойти в экономической, политической и военной сферах в странах Ближнего Востока и о последствиях этих событий для США [19]. Причиной запрета Конгрессом данного проекта явилась как аморальность самой идеи заниматься торгами «на крови», так и анонимность участников торгов: в тотализаторе вполне могли принять участие сами террористы, заработав при этом миллионы долларов на «предсказании» собственного теракта.

Конечно, невозможно предусмотреть существование нормы закона для любой практической ситуации, но наличие «рамочного» закона определяет гораздо более существенное: общие воззрения государства на некоторую область общественных отношений.

Комплексное использование различных путей регулирования

Понятно, что отдельно друг от друга, «в чистом виде», рассмотренные выше направления регулирования отношений в инфокоммуникационных сферах существуют лишь теоретически. В реальной жизни все пять вариантов взаимодействуют, взаимно проникая друг в друга. Поэтому представляется рациональным использовать достоинства каждого из указанных выше путей для реализации комплексного законодательного управления. Вопрос состоит, таким образом, в соотношении между различными направлениями, в выборе оптимальных пропорций между так называемыми «жесткими» и «мягкими» методами государственного регулирования [20].

Проект Федерального закона «О государственной политике Российской Федерации по развитию и использованию сети Интернет» [11] в качестве одного из принципов государственного регулирования «сетевых» отношений называет «учет... сложившихся в сообществах операторов и пользователей сети Интернет правил и обычаев, не противоречащих законодательству РФ» (статья 4 проекта).

Таким образом, рамочный закон об Интернете (направление 5) выступает стимулятором дальнейшего развития механизмов саморегулирования в Сети, то есть направления 1.

В свою очередь, саморегулируемые организации призваны решать задачи [10] по разработке стандартов и рекомендаций по развитию интернет-ресурсов и сервисов, созданию системы добровольной сертификации проектов в Интернете, созданию системы экспертизы законопроектов, то есть опосредованно поддерживать пути государственного регулирования 2, 3 и 4.

Основные направления взаимодействия рассмотренных путей показаны на рисунке.

Завершить настоящую статью хотелось бы цитатой из статьи И. Р. Прихожина – одного из основателей синергетики – учения о самоорганизации неравновесных структур различной природы, в числе которых в последнее время предпринимаются попытки рассмотреть как систему и человеческое общество.

В своей статье «Кость еще не брошена (послание будущим поколениям)» И. Р. Пригожин пишет: «Я убежден, что мы приближаемся к точке бифуркации¹, которая связана с прогрессом в развитии информационных технологий и со всем тем, что к ним относится, как-то: средства массовой информации, робототехника и искусственный интеллект.

Но каким будет результат этой бифуркации? На какой ее ветви нам предстоит обнаружить самих себя?

Нельзя допустить, чтобы развитие «общества с сетевой структурой», базирующегося на информационных технологиях, привело к появлению новых разногласий и противоречий.

Мое послание будущим поколениям состоит в том, что кость еще не брошена, что ветвь, по которой пойдет развитие после бифуркации, еще не выбрана» [22].

В выборе же этой ветви, которая определит дальнейшее развитие высокотехнологичного общества, важную роль должно сыграть государственное законодательное регулирование, варианты которого были предметом настоящей статьи.

1. Гостев И. М. Информационное право в России // Защита информации. Конфидент. 1999, №1–2, с. 15–22.

2. Рассолов И. М. Право и Интернет. Теоретические проблемы. – М.: НОРМА, 2003. С. 336.

3. Кемрадж А. С. К вопросу об юрисдикции государства в отношении отдельных сегментов сети Интернет. – В сб. Правовые аспекты использования Интернет-технологий / Под ред. А. С. Кемрадж, Д. В. Головерова. – М.: Книжный мир, 2002. С. 5–11.

4. Тедеев А. А. Электронная коммерция (электронная экономическая деятельность): правовое регулирование и налогообложение. – М.: Приор-издат, 2002. С. 224.

5. Бачило И. Л., Лопатин В. Н., Федоров М. А. Информационное право. – Сб.: Изд-во «Юридический центр Пресс». – 2001. С. 789.

6. Европу посчитают // Наука и жизнь. – 2003, № 7. – 59 с.

7. Владимирский Б. М. Вживленный чип – лучшая профилактика // Аргументы и факты на Дону. 2003, № 31. – 3 с.

8. Проект Федерального закона «Об использовании глобальных общедоступных информационно-телекоммуникационных сетей» (извлечение). – В сб. Правовые аспекты использования Интернет-технологий / Под ред. А. С. Кемрадж, Д. В. Головерова. – М.: Книжный мир. 2002. С. 335–344.

9. Трофименко А. Какими нормативными актами регулировать «сетевые» отношения // Российская юстиция, 2000, № 9.

10. Наумов В. Б. Организационно-правовые аспекты саморегулирования в российском сегменте сети Интернет: пределы и возможности // Ассоциация документальной электросвязи, 2003, № 10, с. 22–25.

11. Проект Федерального закона «О государственной политике Российской Федерации по развитию и использованию сети Интернет» (извлечение). – В сб. Правовые аспекты использования Интернет-технологий / Под ред. А. С. Кемрадж, Д. В. Головерова. – М.: Книжный мир. 2002. С. 330–334.

12. Лоутон Д. Свободно распространяемые средства защиты: шанс или казус? // Открытые системы. 2003, № 3, с. 53–57.

13. Миллиметровая защита от сотовых телефонов // Наука и жизнь. 2002, № 8, 21 с.

14. Якушев М. В. Государство оказалось не готово к эпохе Интернета (комментарий юриста) // ИнформКурьер: Связь. 2002, № 10, с. 45–46.

15. Нискевич Ю. А. Телекоммуникационное законодательство – базовый элемент правового фундамента инфокоммуникационной инфраструктуры России ХХI века // ИнформКурьер: Связь. 2003, № 3, с. 60–62.

16. Пархоменко Н. Г., Яковлев С. А., Пархоменко П. Н., Мисник Н. Н. Угрозы информационной безопасности. Новые реалии и адекватность классификации // Защита информации. Конфидент. 2003, № 6, с. 16–21.

17. Етрухин Н. Н. Стандартизация IP-сетей в МСЭ-Т // ИнформКурьер: Связь. 2002. № 10, с. 60–62.

18. Кортунов С. Н. Технологии VoIP как элемент стратегии развития мультисервисных услуг // Документальная электросвязь. 2003, № 10, с. 41–43.

19. Бай Е. Ставка – «зеро». Пентагон отказался от идеи «тотализатора террора» // Известия. 31 июля 2003. – 4 с.

20. Тосунян Г. А. Государственное управление в области финансов и кредита в России. Учебное пособие.– М.: Дело. 1997. С. 30–32.

21. Prigogine I. The Die Is Not Cast // Futures. Bulletin of the World Futures Studies Federation. Vol. 25, № 4, January 2000, p.17–19.

22. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 16 января 2001 г. № 1192/00 «При рассмотрении иска о запрещении использовать товарный знак, зарегистрированный на имя истца, в доменном имени страницы ответчика во Всемирной компьютерной сети Интернет и восстановлении деловой репутации истца, суд сделал неправильный вывод о том, что спорные правоотношения не подпадают под действие законодательства о товарных знаках». – В сб. Правовые аспекты использования Интернет-технологий / Под ред. А. С. Кемрадж, Д. В. Головерова. М.: Книжный мир. 2002. С. 326–329.

1 Бифуркация (от лат. bifurcus – раздвоение). В синергетике – приобретение новых качеств сложной динамической системой при малом изменении ее параметров.